Всеволод Чубенко: «Вологодских классиков многие почему-то изначально представляют как устаревшую нудятину»

— Как вам удавалось совмещать в себе творца и функционера?

— Моя первая и основная профессия — это, конечно же, артист. Всё, чем я занимался, это тоже моя профессия. Потому что и такое образование у меня тоже есть. Поэтому никогда ничьего места я не занимал и занимать не собираюсь. Сам я никуда не лезу, но если мне предлагают и у меня есть желание, я могу согласиться. Мне важно, чтобы мне нравилось то, что я делаю, чтобы мне самому нравился результат. Просто просиживать штаны, терять драгоценное время я бы не стал. Но пока я еще в силах делать что-то на сцене, то, думаю, я и должен это делать.

— Как получалось это совмещать? Выполняли административные функции, а в голове всё равно сцена?

-Нет, ну почему?! Вы меня подталкиваете к тому, что я не занимался своей работой, а думал о чем-то другом? Вот уж нет! Дело абсолютно в другом. В тех же официальных кабинетах у всех есть хобби. Кто-то охотник, кто-то рыбак, кто-то просто водку пьёт, это дело каждого. Вот и у меня было свободное от работы время…

«Никогда ничьего места я не занимал и занимать не собираюсь». Фото пресс-службы Вологодского ЗСО.

— То есть во время «государевой службы» театр для вас оставался как хобби?

— Да. Мне говорили: «Ты когда влетаешь в дом актера после какого-нибудь совещания, на тебе лица нет, через полтора часа спектакля ты — живой нормальный здоровый человек». Потому что на сцене я скинул всё, что мне было не нужно, получил свою дозу адреналина и дальше я опять нормальный человек.

— Прямо с совещаний на спектакль прибегали?

— Да, всякое бывало! (отмахивается)

— Как вам работалось директором в драматическом театре в Великом Новгороде?

— Потрясающее жутковатое здание, очень красивое. Оно внесёно в перечень объектов архитектурного наследия советской эпохи. Не памятник! Слава богу, не памятник! Здание театра по этажам чуть меньше нашей областной администрации. Там одиннадцать этажей.

— В театре?!!!

— Представляете?! Когда я сдавал все нормы пожарной безопасности, подаю пожарному свою зачетку, чтобы он расписался, а он так тихонько меня спрашивает: «Всеволод Васильевич, а как вы сами в вашем театре ориентируетесь? Мы тут заблудились!»

Я все-таки не родной был в том театре. Пришлому человеку всегда сложнее с людьми. Потому что там уже такие… очень устоявшиеся отношения. И ты так входишь между этими жерновами, и думаешь, как бы тебя там не перемололи. Но это, естественно, в каждом коллективе так.

«Здание Новгородского театра драмы им. Ф. М. Достоевского». Фото PhotoLine

Там у меня были задачи, которые передо мной поставил губернатор. И, слава богу, все эти задачи, с его помощью, я решил. Я умею исполнять то, что поручено. Для меня важно, чтобы была четко поставленная задача. А когда размыто «Ну, давай, там что-нибудь сделай!» — «Нет, ребята, вы же сами меня потом за это что-нибудь возьмёте и скажете: «Что ты наделал?!» — «Ну вы же сказали что-нибудь!» — «А это не то что-нибудь, которое мы хотели!» Поэтому, как только речь заходит про «сделать что-нибудь» — сразу нет. Чётко поставленная задача. И как я буду эту задачу выполнять, это, пожалуйста, не суйтесь. Задача поставлена? Всё! Вы с меня спросите выполнение. А если вы меня будете на каждом шагу контролировать, то я скажу: «Да идите вы! Выполняйте сами!» Такой опыт есть тоже.

Но мне всегда интересно узнавать что-то, чего я не знаю.

— Например?

— Например, пробовать себя там, где я себя ещё не попробовал. Тоже директорство театром. Я вдруг выяснил, что директор театра — это самый зависимый человек: его постоянно покусывают подчиненные, ты им всё должен, а с другой стороны точно также кусает руководство. Я когда это осознал, подумал: «Нифига себе, как интересно!»

— Больше не хочется быть директором театра?

— Зависит от конкретного предложения. А так, за время этой «творческой паузы», некоторые проекты, к сожалению, растворились, тем не менее, появился «Крокодил» по Саше Черному, «Любовница» Вишневского. Ну, а сейчас, жизнь пошла дальше: «Муж Татьяны», «Охота жить», «Аристократы духа».

«Благоустройство новгородского театра драмы». Фото со страницы Всеволода Чубенко ВКонтакте

— На ближайшее время что уже запланировали?

— Сейчас мне нужно откатать два уже готовых спектакля. Год назад мы с Олегом Емельяновым сделали Шукшина. Я считаю, он ещё не докатан. На днях мы едем в Екатеринбург на фестиваль, потом под вопросом Молдавия, потом Германия, ну и, конечно же, по области. Мы прекрасно съездили в Верховажье, в Белозерск, в Кириллов. Был замечательный показ в Вологодском районе — в Надеево. И есть желание это продолжить. Потому что мы видим, что спектакль по Шукшину — это точное попадание, в каком бы городе он ни проходил — в большом или маленьком — люди принимают одинаково тепло.

Спектакль «Аристократы духа» только что был в Литве, сейчас снова Литва, уже другой фестиваль, ну и дальше там есть ряд фестивалей, на которые, я надеюсь, получится поехать.

— Для чего сейчас ездите на фестивали?

— Задачи с возрастом меняются. Сначала хотелось просто показать себя, потом что-нибудь обязательно завоевать, а постепенно всё больше и больше хочется общения. Например, у двух моих спектаклей была премьера за рубежом. Их там, правда, не сильно оценили, но я прекрасно понимаю, что это премьеры, я ещё и сам не знаю, что получилось. Зато мне интересно услышать иное, не вологодское мнение, международное. Хочу услышать советы. И я для себя отмечаю: «Ага, это я изменю, это усилю, это оставлю». Важно послушать, пообщаться, посмотреть на других… иногда. Но зачастую не хочется смотреть на других. Я, как в том анекдоте: Чукча не читатель, чукча — писатель.

«Спектакль «Муж Татьяны». Фото из группы «Своего театра» ВКонтакте

— То есть другие спектакли не часто посещаете?

— Не часто. А то придёшь и бывает так стыдно. Вот ты пришел, у тебя бейджик участника фестиваля, и уйти-то нельзя, а так хочется, потому что через пятнадцать минут уже всё понятно. Но иногда, конечно, сидишь и думаешь: «Ох ты ж! Собаки, как сделали!» И так по-хорошему завидуешь. Но это реже.

— Как сейчас проходит каждый ваш день? В каких делах?

— Дел-то полно! Сейчас вот дочку в школу. По дому, хозяйству, по даче. Ну и, конечно, спектакли. Для меня театральный сезон летом не заканчивался. Спектакли в Вологде идут круглый год. Сегодня вот встречаемся с Олегом Емельяновым, чтобы повторить Шукшина. Потому что вот-вот оба разъедемся. Он на свои гастроли, я на свои и мы уже встретимся практически только на спектакле в Екатеринбурге.

На днях я улетаю в Польшу, во Вроцлав, там мы играем «Эмигрантов». И, я уже смеюсь, потому что оттуда потом в составе делегации польского театра лечу в Иркутск. Наш спектакль ввели в репертуар польского театра. Второй год я езжу туда его играть. Примерно раз в пол года сразу несколько спектаклей подряд. И вот мы с ними вместе были на гастролях в Петербурге, а теперь полетим в Иркутск.

«Спектакль «Эмигранты» в составе польского театра». Фото со страницы Всеволода Чубенко ВКонктакте.

— Почему вы продолжаете жить в Вологде? Выезжаете на фестивали, работали в другом городе, но все равно возвращаетесь в Вологду. Почему?

— Здесь мОй город. Я родился и вырос в Саратове — это большой город, почти миллионник. Работал в Ростове на Дону в Днепропетровске некоторое время. Это огромные полутора-двухмиллионные города. Учился в Москве. А Вологда — это город, который можно пройти за час-полтора насквозь. Два звонка и можно найти нужного человека или выяснить тот или иной вопрос. Это же проще, комфортнее. Вот Новгород в полтора раза меньше Вологды и мне там уже было тоскливо. Не хватало. Мы приезжали с женой и дочкой в Вологду, да тут движуха, жизнь! Для меня самый оптимальный город от 300 до 500 тысяч жителей. Для жизни.

— А для работы?

— Для работы, конечно, удобнее города побольше. Хотя я считаю, что для Вологды с её населением театральная жизнь очень активная. Есть и государственные, и негосударственные театры, есть студии, которые уже переходят от состояния самодеятельности к профессионалам. Потрясающие ребята работают, растут, поступают в театральные вузы. Я считаю, что у нас город в этом плане очень даже продвинутый.

— Не хотелось переехать в город побольше?

— Нет, абсолютно. А вот быть спокойно здесь, заниматься делом и иметь возможность выезжать на гастроли, фестивали, конкурсы — это да.

«Веллеровский бомж в спектакле «Аристократы духа». Фото со страницы Всеволода Чубенко ВКонктате

— Вы когда выбираете произведения для спектакля, как вы их находите?

— Абсолютно случайно.

— Вот, например, Шукшин откуда?

— Ой, это давно! Мы с Олегом Емельяновым несколько лет к нему подбирались. Вот, мы Гоголя сделали… Кстати, 8 сентября 10 лет уже нашему спектаклю «Ссора». Вот Гоголя сделали и сразу стали думать, что ещё. «А давай Шукшина?» — «А давай!» И вот так это и тянулось. Потом я уехал. А когда вернулся уже решили доделать. А вот спектакль «Аристократы духа» — это из «Буквоеда». Зашел с дочкой, искал что-то другое. Вдруг смотрю «Бомж» Веллер. Открыл, прочёл одну страницу — моё! Дальше уже спасибо Андрею Камендову, как режиссеру. А бывает специально ищешь, вымучиваешь проблему какую-нибудь, но это всё ерунда! Например, перекупил всего Славу Сэ. Просят продолжение «Хомяков». Всё перечитал и понял, нет, никакого продолжения не надо делать. Всё хорошо только один раз.

«Спектакль «Детство». Фото из группы «Своего театра» ВКонтакте

— Мне очень нравится ваш спектакль «Детство» по Пантелеймону Романову. Как вы его нашли?

— Это анекдотическая история получилась. В филармонии сделали абонемент и ко мне обратился Геннадий Иванович Соболев: «Почитай что-нибудь!» Я сказал: «С удовольствием!» И счастливо про это забыл. Проходит время, за месяц-за два Геннадий Иванович снова звонит: «Ну что? У нас всё нормально?» Я такой: »…А! Конечно всё нормально!» Обратился к своему другу, театроведу Борису Ильину, он предложил «Детство» и даже быстренько накидал какой-то режиссерский план: где сократить, что оставить, музыка. И я как-то без особого вдохновения сделал всё. Вышел на сцену филармонии, думая, что это разовое такое мероприятие. Но уже на поклоне я увидел в зале глупые абсолютно улыбки и распахнутые глаза, и вдруг понял — опа! — неужели я попал?! Неужели я затронул что-то такое, о чём сам и не знал? И тогда только на поклоне я понял, что это не разовая история. А потом это всё удачливо связалось с музеем «Мир забытых вещей», потому что весь этот музей — это декорация к этому спектаклю. Всё действие происходит в такой же усадьбе, где есть детские комнаты, столовая, каретник, двор. Сначала я вижу, как люди пугаются анонса: «Это история мальчика, который жил в 19-м веке» и все такие сразу «Ну-у, это что-то старинное и скучное». И только потом, на самом спектакле они понимают, что и язык, и поступки, и реакции героя — абсолютно сегодняшние. И это его курение, и подсматривание за девочками, и первое осознание себя и бога. Даже пожилые мужики выходят с мокрыми глазами и говорят: «У нас было то же самое». У всех было то же самое! Это процесс взросления человека! Он не меняется! И не важно, какой это век.

Фото со страницы Всеволода Чубенко ВКонктакте

— Меня расстраивает, что программы, которые у меня есть по вологодским классикам от Батюшкова до Шаламова, не так востребованы у старших школьников, как хотелось бы. Есть несколько школ, которые приходят регулярно: 32-я, в которой учились мои сыновья, гимназия № 2 и лицей. А больше, например, Батюшков никому не нужен. Или, к примеру, есть Рубцов, и только после программы московские зрители подходят и удивляются: «Это какое-то совсем другое прочтение!»

— Почему? Вы увидели его иным?

— Рубцова всегда почему-то подают как нечто лирическо-романтическо-пессимистическое. Какая-то вечная тоска. Да, у него тоска есть, но она действенная, активная. У него же мятущаяся душа была, а не лирически-упокоенная. Нет-нет, там совсем другое! Его же крутило сильно, в этом его трагедия. Но в этом и есть исток его поэзии. Ведь, в общем, неприкаянный мужик-то был.

— Как вы выбираете местных авторов? «Таааак нужно, кого-то здешнего».

— Нет! Это часто всё случайно складывается. Во-первых, спасибо музею «Мир забытых вещей» Татьяне Владимировне Касьяненко. Практически по всем вологодским писателям это она идейный вдохновитель. (вкрадчиво и очень настойчиво) «Так! Сева… Не подумать ли тебе…?» Наш постоянный контакт с Татьяной Владимировной и Владимиром Сергеевым дал Вологде много поэтических спектаклей. И мне бывает обидно, когда классиков изначально воспринимают как что-то устаревшее, как нудятину.

Спектакль по Батюшкову в гостеприимном музее Татьяны Касьяненко «Мир забытых вещей»

— Что вас самого в этих людях вдохновляет?

— Так у меня ведь изначально отношение такое же. Это проблема ещё нашей школы, наверное. Не знаю. То ли заставляют заучивать отрывки и дети не понимают про что. И тогда: «Да ну его, Батюшкова».

— А на самом деле он какой?

— На самом деле он ироничный. Он, естественно, романтик. Он влюблен в жизнь. Ну, пока был в здоровом состоянии. Он живой, любящий жизнь человек, а главное — у него в прозе удивительное чувство юмора! Он так всё тонко подмечает и так тонко посмеивается, ну это чудо!

Для меня самое тяжелое, когда в авторе нет самоиронии. Если он только и делает, что поучает с умным лицом, то это не интересно. А получается, что со школы все помнят только серьёзного Батюшкова: «О, память сердца…» Как только я нахожу хоть капельку самоиронии, за которую я потяну, то всё — автор для меня раскрывается, становится живым, настоящим. При этом очень поэтичным и романтичным он тоже остается.

Самый свежий пример — это «Евгений Онегин». После спектакля «Муж Татьяны"люди каждый раз подходят ко мне вот с такими перевёрнутыми глазами: «Это что? У Пушкина так было написано?!» — «Нет, я сам придумал! Конечно, написано!» Потому что со школы все помнят только сюжет, а там ведь много авторских ответвлений, о которых все забыли.

С Олегом Емельяновым в спектакле «Ссора». Фото из группы «Своего театра» ВКонтакте

— Что-то принципиально новое хотите в Вологде сделать?

— Вот это, кстати, очень… Спасибо за этот вопрос. Второй год понимаю, что уже старенький становлюсь. Уже какие-то вещи могу не про… как это?..могу не просекать. Я, к сожалению, не педагог. Во-первых, не умею учить, а во-вторых, не люблю. Но очень хочется поработать с молодыми и что-то сделать. Потому что я вижу, что растет другое поколение. У них даже не менталитет другой, нет. Они вроде понятные, но это что-то другое. А тем не менее, это тоже зрители. Я тоже должен их учитывать. Я уж не говорю про «Кысю», спектакль, который приходит смотреть, наверное, третье поколение. Мне даже становится неудобно, думаю, надо заканчивать, а то старый мужик рассказывает про какие-то «похождения», перед двадцатилетними парнями, они мне скоро во внуки будут годиться. Как-то я коряво это объясняю… Я, вообще, спокойно отношусь к сиюминутному мнению зрителя. Но неспокойно отношусь к тому, что это ведь МОИ проблемы, это Я должен думать, что молодым зрителям интересно. Вернее так: что мне интересно сделать для них, чтобы им было интересно посмотреть.

— Как же это можно совместить?

— У меня пока нет конкретного рецепта, плана. Мысли есть. И я их думаю (расплывается в улыбке).

Источник